Эпидемия религиозных протестов
В моем выступлении по поводу скандала, разразившегося в Новосибирске после выхода спектакля «Тангейзер» в постановке Тимофея Кулябина, я обещал продолжить разговор на эту тему. И тогда я не предполагал, что придется это делать так скоро. Буквально на следующий день пришла информация теперь уже из Ижевска. Штатный священник Свято-Михайловского собора Ижевской епархии РПЦ Андрианов В.В. посетил спектакль «Метель» в Русском драматическом театре Ижевска. Священнослужителя возмутило «употребление во время постановки символов православия – Креста и архиерейского облачения, причем наперсный крест имел гипертрофированный и уродливый вид», его оскорбил и «созданный уродливый образ священника, пьяницы и вымогателя…» Он обратился в Администрацию Главы и Правительства республики Удмуртия с требованием адекватной реакции от руководства, в противном случае, он намерен подать в суд и прокуратуру. Очевидно, по той же статье №148, с недавнего времени, столь печально известной.
Признаюсь, я этого спектакля тоже не видел, но вполне могу предположить, что от А.С. Пушкина осталось только название – постановка сделана по пьесе Сигарева. Наверное, зрительские ожидания увидеть спектакль по Пушкину, для многих не оправдались. Но у режиссера есть это право взять ту пьесу, которая ему интересна, в данном случае, созданную по мотивам пушкинской повести. И вообще должен сказать, что за выпущенный спектакль отвечает не режиссер, а театр. И то, что в Новосибирске к ответственности привлекли режиссера Тимофея Кулябина – не правомерно, согласно Положению о театре, «решение о публичном исполнении спектаклей» принимает только театр.
Что меня настораживает в этой эпидемии религиозных протестов? Ведь можно дойти до полного абсурда, и изъять из репертуара массу авторов, в том числе и Пушкина, и Чехова, и Леонида Андреева и многих других.
В нашем театре недавно вышла премьера «Бориса Годунова» А.С. Пушкина в постановке Петера Штайна. Уже не по мотивам, а точно по тексту Пушкина. Штайн сохранил каждое пушкинское слово и вывел на сцену всех многочисленных героев пушкинской трагедии. И, как известно, среди них два высоких сана священнослужителей – герои, скажем, не самые положительные. И, честно говоря, я раньше не задумывался, какие у них кресты, а может тоже не вполне те, которые должны быть.
Сегодня официально в России отменена цензура – любая! У нас нет цензуры как инструмента государственного надзора, и мне бы крайне не хотелось, чтобы возникла необходимость в его использовании. Парадокс в том, что сегодня за введение цензуры могут выступить те, кто когда-то серьезно сам пострадал от цензурных преследований. Современный театр, надо признать, к большому сожалению, иногда сознательно занимается провокацией, организуя вокруг спектаклей шумные скандалы.
Сегодня на театральной сцене провокация зачастую становится художественным приемом, причем провокация – агрессивная, бессмысленная, лобовая. Провокация, которая преследует единственную цель – открытый эпатаж. Провокационным стал не смысл произведения, а его форма. Эзоповым языком больше не пользуются на подмостках, он перестал быть нужен. Сейчас нужна художественная ассоциация, но мало кто умеет так мыслить. Режиссеры мне иногда напоминают журналистов, которым важно «поймать» сенсацию.
Но, друзья мои, театральный спектакль не может ставиться ради однодневной сенсации, театр все-таки претендует быть частью искусства.
Александр Калягин
